Редкий голос, талант, тонкая натура и нежная девушка. В 2012 году солистка Пермского театра оперы и балета Надежда Кучер с триумфом выиграла Гран-при Международного конкурса вокалистов в Хертогенбосе (Нидерланды) и стала обладательницей двух других наград этого престижного музыкального состязания – приза имени Иеронима Босха и приза зрительских симпатий. Кроме того, стала лауреатом Международного конкурса вокалистов имени Л. П. Александровской (II премия, Республика Беларусь). Съемочной группе портала 59.ru удалось пообщаться с Надеждой Кучер. О том, насколько качественна музыка в Перми, нужна ли артисту слава, стоит ли группе Rammstein исполнять арии в театре и о многом другом читайте в нашем интервью.
– С какой эмоцией вы обычно выходите на сцену? Это уверенность и спокойствие или, например, азарт?
– В первую очередь это спокойствие. Кто-то мне сказал давно, что единственное место, где ты не нервничаешь – это сцена.
– Это ощущение было у вас с момента первого выхода на сцену?
– В студенчестве, когда я еще только-только начинала заниматься вокалом, на первом экзамене дрожали коленки. Но такое было от силы два раза и все.
– Откуда берется спокойствие?
– Я уверена, ничего страшного не произойдет. Все будет хорошо. Когда выходишь на сцену, уже никуда не спрятаться. Назад уже не уйдешь. Это принимаешь как данность и спокойно работаешь.
– А вдруг что-то непредвиденное случится? Каблук сломается например...
– Что угодно может быть. Костюм может зацепиться так, что его не оторвать от декорации. На секунду сработает выключение из спектакля, но никакой паники.
– Оперные певцы должны постоянно поддерживать себя в «певческой» форме. Сколько и каких усилий это требует? Занимаетесь ли вы с педагогом по вокалу или делаете все самостоятельно?
– Занимаюсь постоянно как любой музыкант. Форма должна быть всегда, и для этого нужны регулярные занятия. Заниматься я стараюсь с педагогами. После того, как оторвалась от наставника в санкт-петербугской консерватории (это Тамара Дмитриевна Новиченко) здесь, в театре, я нашла замечательного педагога. Это Медея Яссониди. Мы занимаемся постоянно.
– Каких усилий это требует? Может быть кроме вокальных упражнений надо заниматься спортом?
– Спортом не обязательно заниматься, вокальная форма от этого не зависит. Физическая форма нужна на спектаклях для мизансценической работы. Если у режиссера возникнут сумасшедшие фантазии, и надо будет ходить на голове, я преувеличиваю, конечно... В таких случаях физическая подготовка нужна.
– Легко ли выдержать спектакль? Устаете наверное...
– К окончанию спектакля немного. Но это скорее психологическая усталость. А в процессе работы нет.
– Что привело вас в Пермь? Что стало решающим моментом в принятии решения приехать сюда?
– После окончания консерватории бывшие студенты – свободные птицы. В Пермь меня пригласил Теодор Курентзис. Я вспомнила, что есть такой дирижер, решила у него прослушаться, приехала в Москву для этого. И мне повезло. Он пригласил в Пермь, мы отработали презентацию хора Musikaeterna и решили, что нам нужно сотрудничать.
– Повлиял на вас Теодор Курентзис как профессионал и творческая личность?
– С этим человеком просто фантастически работать. Я долго не раздумывала, прежде чем приехать сюда. В консерватории я мечтала живьем услышать настоящий качественный звук, качественную музыку. Когда я приехала в Пермь, я попала на репетицию Cosi fan tutte. Это повергло меня в шок. Я никогда не слышала такого качества исполнения музыки живьем. Сразу поняла, здесь творится нечто необычайное, и я хочу это слышать регулярно и принимать в этом участие.
– Существует для вас некий творческий потолок?
– Пока я его не вижу. Не существует. Я даже представить его не могу. Просто не думаю об этом. Делаю дело и все.
– Контракт Теодора Курентзиса закончится, и он уедет из Перми. Вы последуете за человеком, с которым комфортно работать, или останетесь в пермском театре?
– Быть на одном месте необязательно. Я могу остаться здесь в качестве солистки, но продолжать сотрудничать с Теодором, если, конечно, у него будет такое желание. Работать можно в разных местах и с разными людьми. В этом вообще проблемы не должно быть.
– Среди партий, которые вы исполняли, – Марфа в «Царской невесте», Виолетта в «Травиате», наконец, Медея в MedeaMaterial – ваш дебют в заглавной партии в Пермском театре оперы и балета и роль, за которую вы номинированы на «Золотую маску». Создается впечатление, что героини со страстью и характером вам особенно удаются. Какие персонажи вам ближе?
– Я люблю разные роли. Мне нравятся так называемые «голубые» героини. Такие, как Лючия ди Ламмемур или Травиата. Люблю характерные роли, например, Царица ночь. Мне довелось исполнять роль пажа в опере Джузеппе Верди «Бал-маскарад». Пришлось играть юного шестнадцатилетнего мальчика.
– Колоратурное сопрано может быть только у очень юного мальчика...
– Да... Правда вышло небольшое несоответствие. По задумке режиссера это должен был быть созревающий восемнадцатилетний юноша, да еще и военный. Конечно голос и возраст персонажа немного не совпадали, но все равно было интересно.
– В процессе работы над ролью у вас создается какое-то свое четкое представление о героине, о состоянии ее души, или вы считаете более правильным полагаться на видение режиссера?
– Режиссер дает направленность, намекает. Но в целом все исходит из музыки. Музыка говорит о герое больше. Когда мы с Филиппом Григорьяном работали над оперой MedeaMaterial, он мне рассказывал, какой должна быть Медея. Изо дня в день он говорил одно и то же. Это способствовало погружению в атмосферу. Я думаю, это должно быть обоюдное решение режиссера и певца. Тогда будет самый лучший результат.
– Изменяется ли ваше видение роли с течением времени?
– Мне трудно сказать, как это меняется. Может быть, спустя время, по другому оцениваешь происходящее.
– Как пели в 80-х годах например, и как поют в опере сейчас – есть какая-то принципиальная разница?
– Многое зависит оп певцов. Я часто смотрю записи 70-х и 80-х годов. Есть такие певцы и актеры, у которых и сейчас есть чему поучиться. Я бы не сказала, что произошла какая-то эволюция. Но если говорить о европейской опере, там всегда было высокое качество – и тогда и сейчас. В современной России качество оперы заметно меняется к лучшему. Мы стали более открыты. Множество русских певцов сегодня популярны во всем мире.
– Наверное на изменение качества к лучшему влияют и приглашенные для работы в России именитые музыканты?
– Насколько мне известно, в России сейчас работает всего два приглашенных дирижера. В Перми и в Новосибирске. Остальные все русские.
– На скольких языках вы поете? На каком петь легче?
– Английский, немецкий, французский, русский, итальянский, украинский, белорусский, чешский.
– Нет ощущения, что, например, немецкий язык добавляет в пение агрессию?
– Ни в коем случае. Немецкий язык очень мягок и удобен для пения. Во всяком случае мне. На немецком мне даже удобнее петь, чем, например, на русском. С языками у меня проблем нет, я их изучала.
– Мне кажется, main Herz brennt, например, можно спеть только так, как поет Rammstein.
– Можно и по другому. Это в разговоре немецкая речь может показаться немного спотыкающейся, в пении совсем по другому. Пусть на меня не обижаются знатоки немецкого языка, но в пении за счет музыки это все сглаживается.
– Значит надо группе Rammstein петь в опере...
– Не надо (Смеется.) У них и так все прекрасно.
– Что вам больше помогает в работе: интуиция или наработанный опыт?
– Опыта у меня не много. Еще недавно я была студенткой консерватории. Мне нравится постоянно искать что-то, наверное это мне и помогает. Я не боюсь что-то делать. Просто делаю. А люди, с которыми я это делаю, имеющие больший опыт, чем я, помогают. Может быть со временем я и достигну своего потолка, но пока я его не вижу.
– Вы не так давно стали победителем престижных европейских конкурсов. Что вы считаете своей «минутой славы»?
– Мне не нужна слава. Мне нравится петь и все. (Полный ответ смотрите в видеосюжете.)
– MedeaMaterial – первая ваша роль в опере современного композитора. Каковы ваши впечатления – особенности, сложности в работе?
– По странному совпадению, как я уже говорила, моего педагога по вокалу в Перми тоже зовут Медея. Поначалу отношения с этой оперой у меня складывались очень сложно. Это первая современная опера, с которой я столкнулась. Практически она написана в 21 веке. Невероятно сложное произведение для разбора музыкального текста и выучки. Неподготовленного певца это пугает. А в учебных заведениях к таким операм не готовят. Сначала было отторжение и большое нежелание делать эту музыку. Тем более я классик по натуре. Но деться мне было некуда, и в процессе работы я просто влюбилась в это произведение. Сейчас это моя любимая опера.
– Как вы считаете, любят ли оперу в Перми? Насколько, по ощущениям, отличается любовь к опере в Перми и в остальном мире?
– Если смотреть по посещаемости спектаклей – любят. В основном всегда аншлаги. Это очень радует.
– Но переполненные залы на премьерах – это еще ничего не означает. Вам доводилось общаться со зрителем не только в режиме спектакля?
Ответ смотрите в видеосюжете.
